Неточные совпадения
Подкативши к подъезду, Чичиков с почтеньем соскочил на крыльцо, приказал о себе доложить и был введен прямо в
кабинет к
генералу.
И это точь-в-точь, как прежний австрийский гофкригсрат, [Гофкригсрат — придворный военный совет в Австрии.] например, насколько то есть я могу судить о военных событиях: на бумаге-то они и Наполеона разбили и в полон взяли, и уж как там, у себя в
кабинете, все остроумнейшим образом рассчитали и подвели, а смотришь, генерал-то Мак и сдается со всей своей армией, хе-хе-хе!
За ним почтительно двигалась группа людей, среди которых было четверо китайцев в национальных костюмах; скучно шел молодцеватый губернатор Баранов рядом с
генералом Фабрициусом, комиссаром павильона
кабинета царя, где были выставлены сокровища Нерчинских и Алтайских рудников, драгоценные камни, самородки золота. Люди с орденами и без орденов почтительно, тесной группой, тоже шли сзади странного посетителя.
— Хорошо, заканчивайте, — сказал решительно и строго
генерал и направился своими большими шагами невывернутых ног решительной, мерной походкой в
кабинет. — Приятно видеть, — сказал
генерал Нехлюдову грубым голосом ласковые слова, указывая ему на кресло у письменного стола. — Давно приехали в Петербург?
Вот этот самый Шпейер, под видом богатого помещика, был вхож на балы к В. А. Долгорукову, при первом же знакомстве очаровал старика своей любезностью, а потом бывал у него на приеме, в
кабинете, и однажды попросил разрешения показать генерал-губернаторский дом своему знакомому, приехавшему в Москву английскому лорду.
Ганя закурил папиросу и предложил другую князю; князь принял, но не заговаривал, не желая помешать, и стал рассматривать
кабинет; но Ганя едва взглянул на лист бумаги, исписанный цифрами, указанный ему
генералом.
Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и в нетерпеливом ожидании повернулся к князю. Ганя стоял в углу
кабинета, у бюро, и разбирал бумаги.
— Осталась, кажется, в
кабинете у
генерала, на столе.
Он упал наконец в самом деле без чувств. Его унесли в
кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся, послал немедленно за доктором, а сам вместе с дочерью, сыном, Бурдовским и
генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении...
Наконец, на неоднократное и точное заявление, что он действительно князь Мышкин и что ему непременно надо видеть
генерала по делу необходимому, недоумевающий человек препроводил его рядом, в маленькую переднюю, перед самою приемной, у
кабинета, и сдал его с рук на руки другому человеку, дежурившему по утрам в этой передней и докладывавшему
генералу о посетителях.
Генерал, Иван Федорович Епанчин, стоял посреди своего
кабинета и с чрезвычайным любопытством смотрел на входящего князя, даже шагнул к нему два шага. Князь подошел и отрекомендовался.
— Пожалуйте, пожалуйте, докладывать не надо. Я вот только посвечу вам:
генерал в своем
кабинете, в мезонине.
Раз у отца, в
кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой
генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
«Пишу к вам почти дневник свой. Жандарм меня прямо подвез к губернаторскому дому и сдал сидевшему в приемной адъютанту под расписку; тот сейчас же донес обо мне губернатору, и меня ввели к нему в
кабинет. Здесь я увидел стоящего на ногах довольно высокого
генерала в очках и с подстриженными усами. Я всегда терпеть не мог подстриженных усов, и почему-то мне кажется, что это делают только люди весьма злые и необразованные.
Тем не менее сначала это была борьба чисто платоническая.
Генерал один на один беседовал в
кабинете с воображаемым нигилистом, старался образумить его, доказывал опасность сего, и хотя постоянно уклонялся от объяснения, что следует разуметь под словом сие,но по тем огонькам, которые бегали при этом в его глазах, ясно было видно, что дело идет совсем не о неведомом каком-то нигилизме, а о совершившихся новшествах, которые, собственно, и составляли неизбывную обиду, подлежавшую генеральскому отмщению.
— Вы! — продолжал между тем молодой
генерал, расхаживая тревожными шагами взад и вперед по
кабинету, — вы! вам нужна какая-нибудь тарелка щей, да еще чтоб трубка «Жукова» не выходила у вас из зубов… вы! Посмотрите, как у вас везде нагажено, насрамлено пеплом этого поганого табачища… какая подлая вонь!
После обедни Анпетов взошел в генеральский дом, пробрался в
кабинет к
генералу и сказал...
Но
генерал был неумолим и на этот раз поставил на своем, заставив набоба проглотить доклад целиком. Чтение продолжалось с небольшими перерывами битых часов пять. Конечно, Евгений Константиныч не дослушал и первой части этого феноменального труда с надлежащим вниманием, а все остальное время сумрачно шагал по
кабинету, заложив руки за спину, как приговоренный к смерти.
Генерал слишком увлекся своей ролью, чтобы замечать истинный ход мыслей и чувств своей жертвы.
Наконец
генерал проснулся. Лакей провел ходоков прямо в
кабинет, где
генерал сидел у письменного стола с трубкой в руках. Пред ним стоял стакан крепкого чая. Старички осторожно вошли в
кабинет и выстроились у стены в смешанную кучу, как свидетели на допросе у следователя.
В
кабинете Прейна собрались почти все действующие лица расстроенной пьесы, даже приплелся, неизвестно зачем, Яша Кормилицын.
Генерал был возмущен и сконфужен и тоже изъявил непременное желание сейчас же уехать из Кукарского завода.
— Это наша общая цель,
генерал, и мы будем работать в этом направлении, — ораторствовал Прейн, шагая по
кабинету с заложенными за спину руками. — Нам нужно дорожить каждым хорошим человеком в таком громадном деле, и я беру на себя смелость обратить ваше особенное внимание, что нам прежде всего важно привлечь к этой работе освежающие элементы.
Генерал пожал плечами и зашагал по
кабинету. Он любил Прозорова, но теперь перед ним была только тень прежнего товарища. Обоим было одинаково тяжело.
Генерал хотел выйти из затруднительного положения старым дружеским тоном, Прозоров — дерзостями.
Кофе был подан в
кабинет, и Лаптев все время дурачился, как школьник; он даже скопировал
генерала, а между прочим досталось и Нине Леонтьевне с Раисой Павловной. Мужчины теперь говорили о дамах с той непринужденностью, какой вознаграждают себя все мужчины за официальные любезности и вежливость с женщинами в обществе. Особенно отличился Прозоров, перещеголявший даже Сарматова своим ядовитым остроумием.
Но этим испытание не кончилось. Вслед за
генералом с его бесконечным докладом в
кабинет явился Прейн и объявил, что необходимо дать Тетюеву вторую аудиенцию.
Прожевывая ломтик балыка, Прозоров забегал по
кабинету с своими обычными жестами.
Генерал смотрел на него с тем оттенком снисхождения, с каким умеют смотреть добрые русские
генералы.
При первом свидании было несколько странно видеть этих двух старых товарищей: один был только что не
генерал, сидел в великолепном
кабинете, на сафьяне и коврах, в бархатном халате; другой почтительно стоял перед ним в потертом вицмундире, в уродливых выростковых сапогах и с своим обычно печальным лицом, в тонких чертах которого все еще виднелось присутствие доброй и серьезной мысли.
Это не знаменитый генерал-полководец, не знаменитый адвокат, доктор или певец, это не удивительный богач-миллионер, нет — это бледный и худой человек с благородным лицом, который, сидя у себя ночью в скромном
кабинете, создает каких хочет людей и какие вздумает приключения, и все это остается жить на веки гораздо прочнее, крепче и ярче, чем тысячи настоящих, взаправдашних людей и событий, и живет годами, столетиями, тысячелетиями, к восторгу, радости и поучению бесчисленных человеческих поколений.
Тот, без всякого предварительного доклада, провел его в
кабинет генерал-губернатора, где опять-таки на безукоризненном французском языке начался между молодыми офицерами и маститым правителем Москвы оживленный разговор о том, что Лябьев вовсе не преступник, а жертва несчастного случая.
— Надумал, ваше превосходительство! — закричал он радостно, не своим голосом, влетая в
кабинет к
генералу. — Надумал, дай бог здоровья доктору! Овсов! Овсов фамилия акцизного! Овсов, ваше превосходительство! Посылайте депешу Овсову!
Один начальник как приехал, так первым делом приступил к сломке пола в губернаторском
кабинете — и что же? сломать-то сломал, а нового на его место построить не успел! «Много, — говорил он потом, когда прощался с нами, — много намеревался я для пользы сделать, да, видно, Богу, друзья мои, не угодно!» И действительно, приехал на место его новый
генерал и тотчас же рассудил, что пол надо было ломать не в
кабинете, а в гостиной, и соответственно с этим сделал надлежащее распоряжение.
После обеда
генерал ложился на полчаса уснуть на кушетке в
кабинете и спал гораздо долее, а Глафира Львовна отправлялась с мадамой в диванную.
Портной одел меня, писаря записали, а
генерал осмотрел, ввел к себе в
кабинет, благословил маленьким образком в ризе, сказал, что «все это вздор», и отвез меня в карете к другому
генералу, моему полковому командиру.
— Что вам угодно? — спросил
генерал, когда я вошел к нему в
кабинет.
Кресла с бабушкой прямо опустили посредине
кабинета, в трех шагах от
генерала.
Кроме
генерала, Полины с детьми, их нянюшки, находились в
кабинете...
У
генерала в
кабинете я нашел, кроме самого
генерала, Де-Грие и m-lle Blanche, одну, без матери.
Но Де-Грие только пожимал плечами и в глаза смеялся над
генералом, уже совершенно заболтавшимся и бегавшим взад и вперед по
кабинету.
Сердце ее так сильно трепетало, что от его толчков часто и равномерно вздрагивало плюшевое одеяло. Она вспомнила, как сегодня в красном
кабинете Рыбникова называли именами японских
генералов, и слабое, далекое подозрение уже начинало копошиться в ее темном уме.
Мотька любовно поглядела оторопелыми глазами на красавца барина и опрометью бросилась с докладом в
кабинет к
генералу.
По уходе Смагина
генерал долго не мог успокоиться и раза два проходил из своего
кабинета в гостиную, чтобы рассказать какую-нибудь новую подробность из анекдота о свечке. Енафа Аркадьевна только пожимала плечами, а
генерал не хотел ничего замечать и продолжал смеяться с обычным грозным добродушием.
Не раз
генерал призывал верного раба к себе в
кабинет, затворял дверь и грозно кричал...
Вечером
генерал позвал к себе в
кабинет Мишку и, не глядя на него, как подручный Савелий, проговорил...
Выждав время, когда генеральша уехала из дому куда-то в гости, а Мотька улизнула к Савелию, Мишка смело заявился прямо в
кабинет к
генералу. Эта смелость удивила
генерала. Он сидел на диване в персидском халате и с трубкой в руках читал «Сын отечества». Мишка только покосился на длинный черешневый чубук, но возвращаться было уже поздно.
Смагин почтительно наклонил голову в знак своего душевного умиления, — солдатская откровенность
генерала была ему на руку. После этих предварительных разговоров он ловко ввернул рассказ о том, как Тарас Ермилыч молился утром богу и бросил свечу об пол.
Генералу ужасно понравился анекдот, и генеральский смех густой нотой вырвался из
кабинета.
Генерал сказался больным и на ключ заперся у себя в
кабинете.
Служебный
кабинет графа Зырова. Огромный стол весь завален бумагами и делами. Граф, по-прежнему в пиджаке, сидит перед столом; лицо его имеет почти грозное выражение. На правой от него стороне стоят в почтительных позах и с грустно наклоненными головами Мямлин и князь Янтарный, а налево генерал-майор Варнуха в замирающем и окаменелом положении и чиновник Шуберский, тоже грустный и задумчивый.
В сыром тумане славного и страшного города на севере была увита легендой потому, что первой любви удостоил ее уже на склоне своих дней тот самый белолосинный
генерал, портрет которого висел в
кабинете рядом с Александром I.
Кабинет покойного
генерала Войницева. Две двери. Старинная мебель, персидские ковры, цветы. Стены увешаны ружьями, пистолетами, кинжалами (кавказской работы) и т. п. Фамильные портреты. Бюсты Крылова, Пушкина и Гоголя. Этажерка с чучелами птиц. Шкаф с книгами. На шкафу мундштуки, коробки, палки, ружейные стволы и т. п. Письменный стол, заваленный бумагами, портретами, статуэтками и оружием.
Это стою я в своем
кабинете; в этом
кабинете жил когда-то мой отец, свиты его величества генерал-майор Войницев, георгиевский кавалер, человек великий, славный! На нем видели одни только пятна… Видели, как он бил и топтал, а как его били и топтали, никто не хотел видеть… (Указывает на Софью Егоровну.) Это моя экс-жена…
Майор и генеральша решили не посылать депеши, чтобы не смущать Подозерова, а написали простое извещение Форовой, предоставляя ее усмотрению сказать или не сказать мужу Лары о ее возвращении, и затем уехали. Филетер Иванович ночевал в
кабинете у
генерала и рано утром отправился к Бодростиным для переговоров с Висленевым, а к вечеру возвратился с известием, что он ездил не по что и привез ничего.